К 100-летию со Дня рождения Анны Георгиевны Образцовой

Людмила Баженова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории зарубежного театра ГИТИСа (выпуск 1976 г.)

АРИАДНА

Я никогда не видела Анну Георгиевну в шляпе. Тем не менее, в воображении она часто рисуется мне в головном уборе наподобие тех, в которых щеголяли на скачках в Аскоте или Челтнеме родовитые английские дамы. Тут, думаю, дело не в капризах моей фантазии, а в том, что образ Анны Георгиевны Образцовой соединился для её учеников с пленительным и таинственным ликом Англии, театром, которым она занималась всю жизнь.

Она была блестящей журналисткой, поскольку любила жизнь в её повседневных проявлениях: любила материю в её природной поэзии, любила застолья, красивые вещи, замечала обыденные радости своих студентов. При этом была вполне земным человеком: не всегда последовательным в суждениях, ярко субъективным в оценках театральных событий, жёстким, временами жестоким критиком чужих неудач. В театральной среде её звали Арой, Арочкой, звучало это временами ласково, временами иронично. А оказалось, что это просто сокращённое «Ариадна», так её когда-то именовали. Ей шло её редкое имя, как-то очень соединялось с её небанальным обликом, удивительными ореховыми блестящими глазами, которые так искрились, так радовались, так насмешничали... И ещё — голос! Считают, что человеческий голос — самая непосредственная и афористически точная манифестация личности.

У Образцовой он был красивейший: «объёмное» яркое меццо-сопрано. Собственно, такой выразительный голос и должен был быть у лектора, доносящего своё видение мира и театра до людей непричастных, но страстно желающих причаститься к миру сцены (студентов, то есть)...

Нина Монова, руководитель литературно драматургической части ГАЦКТ имени С. В. Образцова (выпуск 1989 г.)

Моя Анна Георгиевна Образцова

В студенческую пору Анна Георгиевна открывала нам, своим студентам, мир театра и дарила встречи с Анатолием Эфросом и Виталием Вульфом, репетиции Георгия Товстоногова и Романа Виктюка.

Только спустя годы приходит благодарное понимание, насколько Анна Георгиевна была заботлива и внимательна к твоему выбору пути, предоставляя полную свободу, при этом тактично направляя и щедро помогая. Когда на третьем курсе на семинаре по реконструкции спектакля Алексея Вадимовича Бартошевича, Анны Даниловны Цепенюк и Видмантаса Юргеновича Силюнаса я выбрала Испанию, Образцова посоветовала подумать о «дипломе у Силюнаса». Решением Анны Георгиевны блистательный Силюнас назначается уже моим оппонентом, а руководителем диплома становится Леонид Юльевич Велехов, завлит ГАЦТК под руководством Сергея Образцова. Спустя годы я начну работать в Театре Образцова, стану завлитом и... мысленно вновь и вновь буду благодарить дорогую Анну Георгиевну за столь судьбоносный подарок.

Галина Степанова, кандидат искусствоведения, театровед, театральный критик (выпуск 1989 г.)

Память

На курс Анны Георгиевны Образцовой я поступила в 1984 году с подготовительного отделения. На собеседовании уже перед зачислением в студенты появилась строгая элегантная дама, похожая на англичанку. Помахивая изящной сумочкой, она окинула взглядом нашу измученную компанию ещё не студентов, но уже не абитуриентов и спросила: «Это вы, приготовишки?», ободряюще улыбнулась и прошла в аудиторию. Кто-то из студентов «группы поддержки» нам сказал: «Это ваш будущий руководитель курса, заведующая кафедрой зарубежного театра, „шоувед“, специалист по Бернарду Шоу, Анна Георгиевна Образцова, постарайтесь ей понравиться».

На дневное отделение на курс А. Г. Образцовой тогда зачислили трёх человек: Лену Бруско, Олега Мешкова и меня. Остальные были приняты на заочное. Не знаю, как мы ей, но она нам понравилась сразу. Аристократизм, умение держать дистанцию, но никакой чопорности и снобизма в общении. Тонкий, «английский юмор», ирония, и невероятная теплота и доброжелательность к своим «детям». Пока она была жива, мы чувствовали свою защищённость и прикрытую её заботой спину.

Мы действительно были её дети. Все подробности нашей личной жизни, неурядицы или, наоборот, счастливые перемены, Анна Георгиевна узнавала раньше наших родителей.

Она любила приглашать к себе домой в квартиру на Чистых прудах, обсудить какую-нибудь курсовую работу или, например, посмотреть многочасовую видеозапись спектакля «Махабхарата» Питера Брука (видеомагнитофон тогда был большой редкостью). На стене репродукция «Герники» Пабло Пикассо, в углу осторожно осматривает гостей фокстерьер Афанасий. В гостиной с высокими «английскими стульями» за большим гостеприимным столом мы чувствовали себя любимыми и талантливыми. Собираясь к Анне Георгиевне, мы обычно встречались «у Грибоедова» — памятника Александру Сергеевичу в начале Чистопрудного бульвара. Теперь, проходя по этому бульвару, приближаясь «к Грибоедову», сердце начинает стучать быстрее, воспоминания гитисовской юности охватывают с невероятной силой.

Когда через десятилетие после окончания института мне вновь посчастливилось вернуться в его родные стены, в аспирантуру, оппонентом на защиту диссертации я выбрала Анну Георгиевну, хотя моя тема — «Соборный театр» Вячеслава Иванова» весьма косвенно относилась к сфере её научных интересов. Разве что некоторые проблемы синтеза искусств, которые в ней рассматривались и период — начало 20 века. Но мне очень хотелось вновь тесно и много общаться с Анной Георгиевной, вернуться в старые добрые ученические времена, сидеть вечерами за большим столом под репродукцией картины разрушенного мира, иметь повод звонить почти каждый вечер, но она всегда была рада звонкам и без повода. И снова урок — неформального отношения к своему делу и своим ученикам. Анна Георгиевна не только внимательно прочитала мою диссертацию, она изучила её библиографию, прочитала часть книг из огромного списка литературы, и несколько незабываемых вечеров мы провели в их обсуждении. Благодаря такому отзыву и вниманию оппонента я нисколько не волновалась на защите, о которой я тоже вспоминаю с огромной благодарностью.

Чему еще меня научила Анна Георгиевна? Стараться ходить в театр не реже двух раз в неделю, никогда не уходить с плохого спектакля, вести, хотя бы для себя, «дневник театрального критика», любить театр и свою профессию.

И Вас, Анна Георгиевна, мы, Ваши дети, любим и помним.

Елена Хайченко, доктор искусствоведения, профессор кафедры истории зарубежного театра ГИТИСа

Образцова в полной мере соответствовала своей фамилии. Она была высоко организованным человеком. Профессиональный труд был для неё естественной жизненной потребностью вплоть до последних дней. «Ни дня без строчки...» — это про неё, про Анну Георгиевну. Она трудилась постоянно и вдохновенно в своём заполненном книгами обширном кабинете (это была самая большая комната в четырёхкомнатной квартире), а летом с книгами и пишущей машинкой отправлялась в подмосковное Переделкино или Рузу, где продолжалась её деятельность.

Это не значит, что она была книжным червем, равнодушным к другим радостям жизни. Она любила застолья, хорошую компанию и хорошее вино. В день её рождения в квартире на улице Чаплыгина собирались и её друзья, коллеги, и её ученики. Она дружила с философами и актёрами, ведь в её деятельности сочетались все грани театроведческой профессии: историк, теоретик театра и театральный критик.

С годами по-английски сдержанная Анна Георгиевна становилась теплее и сентиментальнее. Любила домашние посиделки, интересовалась жизнью наших юных отпрысков, привозила им подарки. За эти годы Анна Георгиевна из начальника и наставника превратилась в друга, близкого, родного человека. Когда она ушла от нас, стало особенно понятно, что мы её не только побаивались, а это было, но и искренне любили.

Екатерина Хамаза, кандидат искусствоведения, ведущий научный сотрудник Государственного института искусствознания (выпуск 1989 г.)

Советская англичанка

История театроведческого факультета знала и знает педагогов открытых, общительных, искрящих обаянием и за это любимых коллегами и студентами. Руководитель нашего курса профессор А. Г. Образцова была личностью иного склада. Неизменно сдержанная, меткая в оценках, ироничная, она слыла в театральном мире человеком сложным. Существовала обособленно, двигалась по своей собственной орбите. При этом ей отдавали должное: театр был её единственной глубокой привязанностью, театру она была бесконечно предана. Входила в обойму ведущих критиков. Сферой научных интересов Анны Георгиевны была театральная Англия рубежа XIX-XX веков, и в рамках этого многосложного периода она выбирала для исследования творчество «созвучных» ей людей театра. Она была сродни тем, о ком писала — Бернард Шоу, Гордон Крэг, Эллен Терри, Чарльз Гренвилл-Баркер. Она была этакой «советской англичанкой» во всём: от безупречно элегантных костюмов до особой экономности суждений, соединявших в себе изящество и вескость. Она была артистична — то был благоприобретённый артистизм человека, искушенного в плавании по тогдашним конъюнктурным волнам.

В далеком 1984 году в потоке абитуриентов, поступавших на театроведческий факультет, были девочки-отличницы, выпускницы московских школ из интеллигентных семей, потомки громких и не очень громких творческих фамилий, безнадёжно циничные отпрыски высокопоставленных партийных функционеров, «целевики» со всех концов страны, неизбежные в те времена представители «дружественных» политических режимов и партий, которые практически не говорили по-русски. Так что по результатам набора наш курс представлял из себя небольшой Ноев ковчег, на котором отправились в плавание по театральным морям совершенно разные по возрасту и мировоззрению люди. Кто-то ушёл, ощутив свою чужеродность, курс «прирос» пришедшими из армии мальчиками. Анна Георгиевна сделала ставку на тех, кто, по её мнению, имел шансы состояться в профессии. Собственным примером она утверждала снова и снова, что основой будущего успеха может быть только профессиональная жадность: нужно смотреть, смотреть, смотреть. Смотреть всё, быть в курсе всего, что происходит в театре. Учила театроведческой въедливости, вниманию к деталям, точности формулировок. При всей внешней сдержанности в её глазах то и дело проскакивали искры (прямо-таки просится словосочетание «плясали чертенята»), лёгкая улыбка транслировала самые разные чувства: от благосклонности и удовлетворения результатами наших усилий до насмешки и даже сарказма.

...Поездки не просто расширяют кругозор, ты подмечаешь в людях то, что раньше не бросалось в глаза. Мы побывали в Ленинграде, в Ереване, в Варшаве. В поездку с курсом в Ереван летом 1986-го года Анна Георгиевна отправилась с сумкой, полной лекарств, кто-то, кто нёс эту сумку, слышал, как звякали в ней пузырьки с гомеопатическими «шариками». И там в сильнейшую жару Анна Георгиевна была так же энергична, улыбчива, доброжелательна и заинтересована во всём, что нам показывали гостеприимные педагоги и студенты Ереванского института искусства и театра. Под палящим солнцем мы поднимались в горы, гуляли по улочкам Еревана, любовались головокружительной красотой озера Севан. Вечером смотрели и обсуждали спектакли. Анна Георгиевна была всюду с нами. В памяти осталась чудесная картинка: в холле гостиницы Анна Георгиевна — с неизменной гладкой высокой прической, в безупречно сидящем строгом костюме — непринужденно надевает на себя чью-то покупку — полосатый махровый халат кричащей расцветки — и в нём фотографируется.

...Чёрно-белая фотография сохранилась. Поблекла, выцвела. Но — сохранилась. Воспоминания — нет, не поблекли. Скорее — наоборот. Сейчас вместо словосочетания «руководитель курса» зачастую говорят «мастер».

Она была Мастером. Фигурой. Личностью.

Леван Хетагури, профессор, директор института искусствознания Грузии

Анна Георгиевна

Мне был двадцать один год, когда мы с ней познакомились.

Прошло много времени, а кажется, что 1986 год был только вчера. Трудно представить, что прошло 37 лет, и всё, что было, это просто воспоминания.

Когда пишешь о других людях или их вспоминаешь, всегда стараешься найти в них самого себя.

Я всегда говорил, что мне очень везло с учителями и в Тбилиси, и в Москве, и потом, и в Англии, и в Голландии, и в других местах, – с учителями, которые делились не только знаниями, но дружбой и советами, а самое главное – собственными примерами по жизни. Мои учителя становились коллегами, а потом и друзьями. Но время и пространство становились между нами, и мы оказывались в разных измерениях, одни, которые ещё идём, и другие, которые дошли… Это путь возраста, от юности к опыту…

С Анной Георгиевной было очень интересно. Мой профессор, а потом и друг Елена Топуридзе училась вместе с Образцовой (с Арой, как её называли). Как я знал, они были вместе на курсе в аспирантуре у Дживилегова (Алексей Дживилегов – российский историк, театровед, литературовед, член-корреспондент АН Армянской ССР, – ред.). От Елены я часто получал книги, подаренные Дживилеговым, в том числе и уникальные издания Дапертутто. Я не знаю, насколько это было правдой, но до поступления в ГИТИС я знал Анну Георгиевну через книги о Шоу, Крэге и от Елены Топуридзе.

Во время обучения в университете мы регулярно приезжали в Москву смотреть спектакли, и мы дружили и со своими коллегами студентами, и с молодыми профессорами (это отдельные воспоминания). Алексей Вадимович Бартошевич посоветовал познакомиться с Анной Георгиевной, проконсультироваться и, вообще, поступить в аспирантуру.

Встреча состоялась летом, и мы, помню, очень долго общались и решили после моего диплома о Шекспире поработать над темой о современном английском театре.

У меня были 4 интересных года, тем более что Анна Георгиевна пригласила и к себе на курс, не знаю, как это можно было называть, как докторанта-ассистента. Я познакомился с замечательными людьми, со студентами, которые не подозревали, что мне самому было только 21 год. Но это мне дало уникальный опыт в мои годы – я смог получить педагогическую практику, участвовать в экзаменах и т. д.

Анна Георгиевна со мной делилась не только книгами (это тогда было большой роскошью), но и знакомила со своими зарубежными коллегами, давая возможности развивать профессиональные возможности.

Общаясь с ней, я набирал опыт работы со студентами, а также опыт супервайзинга. Я помню, как она специально привозила мне книги или ксерокопии для моей диссертации. Мы часто встречались у неё дома, и я дружил и с её собакой.

Прекрасно помню июнь месяц – день её рождения. Я всегда оставался до этой даты в Москве и уже после этого уезжал домой отмечать свой день рождения.

Как раз после моей защиты в 1990 году начался распад Союза. 1990-е годы оказались сложными, и после моего отъезда из Москвы я долго туда не возвращался, а когда вернулся, её уже не было.

Она определила во многом мою специализацию в английском театре и, будучи потом часто в разных городах Англии, театрах и в различных ситуациях, у меня в голове всегда возникали картинки её рассказов. Она профессионально любила театр во всех измерениях и безвозмездно передавала эту любовь всем студентам без ограничения.

Самое странное чувство, когда уже не можешь встретиться с учителями, пообщаться с ними или просто обсудить что-то…

Иногда понимаешь насколько трудно найти собеседников, единомышленников, насколько важно общение с коллегами-учителями.

Мы все были учениками, некоторые из нас сами стали учителями, но то время, которое мы провели со своими старшими друзьями, всегда останется самым дорогим в нашей памяти.

Елена Шахматова, кандидат искусствоведения, доктор философских наук, доцент, начальник научного отдела ГИТИСа

Воспоминания об А. Г. Образцовой

Под руководством Анны Георгиевны я написала дипломную работу, а потом – кандидатскую диссертацию, т.е. в общей сложности это 4 года достаточно близкого общения. Надо сказать, что в аспирантуру я поступила исключительно благодаря инициативе Анны Георгиевны. В моей дипломной работе она увидела нечто большее и заговорила со мной об аспирантуре. В те годы от поступающих в аспирантуру требовалось направление с будущего места работы. Для меня это могло стать непреодолимым препятствием. Анна Георгиевна позвонила в мой родной город Красноярск, где в конце 70-х был открыт институт искусств, и рассказала обо мне. Её звонок произвёл сильное впечатление на руководство института, и нужный документ оказался в моём личном деле. Таким образом Анна Георгиевна решила мою судьбу.

Она была очень требовательной, строго следила за тем, чтобы аспиранты вовремя сдавали главы своей работы. Затем на заседании кафедры все дружно обсуждали написанное. Каждый аспирант и преподаватель высказывал своё мнение о тексте, и эти замечания вместе с замечаниями научного руководителя помогали исправить ошибки, получить ценную информацию, наметить путь дальнейшего исследования.

Часто она назначала встречу прямо у себя дома на ул. Чаплыгина. В большой комнате она садилась в кресло и начинала комментировать написанный мною текст. Затем обсуждение переходило в неформальное общение и часто заканчивалось чаепитием. Она щедро делилась книгами из своей большой библиотеки. Помню, как однажды я читала у неё книгу Г. Крэга на английском языке, а она ушла в институт, оставив меня совершенно одну в своей квартире, и я, проголодавшись, подъедала сосиски из её холодильника. Она всегда интересовалась моей личной жизнью. И узнав, что моя дочь пошла в школу с углубленным изучением французского языка, нашла в кладовке аккуратно перевязанную шпагатом стопку учебников, по которым работала её мать, учительница французского языка в советской школе. Это были старые, пожелтевшие от времени чёрно-белые книжки с текстами про пионеров, Ленина и полёт Гагарина в космос. Но сам тот факт, что эти учебники хранили на своих страницах тепло прикосновения рук её матери, был для меня очень дорог. Анна Георгиевна поделилась со мной сокровенным.

Её дни рождения шумно отмечались за большим столом в гостиной, где собирались её бывшие студенты, аспиранты разных лет и родственники. Разговор шёл обо всём, воспоминания забавных случаев из прошлого сопровождались выяснением, кто, где сейчас находится и чем занимается, обсуждение громких театральных премьер перетекало в рассказы о своих планах и т. д. и т. п. А на почётном месте находился её любимый пёс – терьер Фоня, который к старости совсем оглох и лаять начинал лишь тогда, когда видел, что Анна Георгиевна идёт к двери.

Я помню, как в 90-е годы, когда занятие наукой превратилось в маргинальную практику и у государственных издательств не было денег на публикацию академических исследований, она упорно искала возможность донести до читателя свой труд об Оскаре Уайльде, который, в конце концов, вышел в петербургском частном издательстве «Дмитрий Буланин» в 2001, через год после 100-летия со дня смерти писателя.
 
Для меня Анна Георгиевна является образцом требовательности к себе, работоспособности, ответственного отношения к делу. Свою младшую дочь я так и не успела с ней познакомить: каждый раз приходилось откладывать встречу, т. к. Анна Георгиевна часто болела, а в начале января 2003 г. она умерла. Летом мы с дочерью пришли к ней на Преображенское кладбище.

Елена Кочетова, кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории зарубежного театра ГИТИСа

Анна Георгиевна Образцова... Какой она была? По первому моему впечатлению, которое не изменилось с годами, она воплощала собой образ дамы-профессора: хорошо образованная и хорошо воспитанная, спокойная, прекрасно владеющая своей профессией, исследователь и педагог. А ещё она бывала капризной и не всегда справедливой, умела говорить жёстко и прямо. В ней замечательно сочетались качества учёного-интеллектуала и несколько старомодная женственность, что делало её совершенно очаровательной.

В сферу её научных интересов входила прежде всего Англия: как история английского театра, так и современность. Мы обязаны Анне Георгиевне книгами о Бернарде Шоу, Оскаре Уайльде, Гордоне Крэге, Стелле Патрик Кэмпбелл. Все эти книги – не только серьёзные научные исследования, но и хорошая литература, которая читается с интересом и коллегами по профессии, и просто любителями театра. Анна Георгиевна обладала особым юмором (так и хочется назвать его истинно английским): тонким, умным, ни в коем случае не обидным для собеседника, но в то же время острым. Вероятно, это свойство помогало ей лучше понять тех, о ком она писала, а может быть, это они привили ей вкус к парадоксу и особому роду остроумия.

Научные занятия и педагогика удачно совмещались в жизни Анны Георгиевны, невозможно представить её вне ГИТИСа, но и ГИТИС без неё был бы другим. Она вела семинары по истории театра и по критике, руководила дипломными работами и кандидатскими диссертациями. Как она успевала писать книги, готовиться к лекциям и семинарам, читать и редактировать дипломы и диссертации, проводить консультации, посещать театральные премьеры, руководить кафедрой? Она успевала и многое другое: например, собирать в доме коллег по кафедре, аспирантов, студентов своего курса, чтобы отпраздновать Новый год, день рождения, защиту диссертации или просто посидеть за чаем. Как не хватает мне теперь этих встреч!

Я уверена, ученики Анны Георгиевны вспоминают о ней не только в юбилейные даты. Просто мы о ней никогда и не забывали.

Материал подготовили Е. Шахматова, Ю. Гирба, Э. Мамедов.