Новый роман Тимура Кибирова «Генерал и его семья» поставила на Новой сцене Театра им. Евгения Вахтангова Светлана Землякова. Режиссёр и педагог ГИТИСа известна своим оригинальным стилем переложения современной прозы для сцены.
Спектакли Светланы Земляковой всегда представляют зрителю новый материал, а молодым артистам дают возможность вспомнить игровую стихию этюдов — энергия молодости преодолевает в её спектаклях «снобизм» большой формы, а яркая, зачастую эксцентрическая стилистика позволяет публике услышать и живой язык писателя, и многоголосие актёрского ансамбля.
На полифонии спектакль и замешан. «Хор» жителей далёкого гарнизонного городка театрально и музыкально (из второстепенных героев романа перевоплощаясь в аккомпанирующий бенд) участвует в рассказе о судьбе генерала Василия Ивановича Бочажка, чья семейная драма разыгрывается на фоне исторической эпохи. Генерал встречает со столичной учёбы свою дочь и внезапно узнает о том, что скоро станет дедушкой, а его любимая дочь будет матерью-одиночкой.
70-е годы: самиздат, антисоветчина, антисемитизм, скудость быта с благами из распределителей и импортом из военторга. Время вновь сужается от «жизни народной» к частной человеческой истории. Квинтэссенцией безвременья становится рефрен: «Тогда вообще ничего страшного не было и быть не могло». Но оптика искусства смотрит на рождение и смерть, эрос и танатос — как на великие события и мотивы среднестатистической жизни. Именно так Кибиров и строит роман — как сочетание бытового и философского, трагического и смешного. И в спектакле, музыкальном и лирическом, этот синтез тщательно передан, а смешение времен и вольный монтаж воплощены театральными средствами: народившегося внука в семье генерала играет взрослый актёр (Данила Гнидо), словно глядящий на свой род из будущего, а дочка в воспоминаниях генерала оказывается куклой на его руках.
Жизненные планы и понятия образцового офицера Советской армии Бочажка сталкиваются с амбициями взрослеющего поколения. Идеалы поколения отцов оказываются разбиты, а поколение детей больше не желает мириться с изжитыми идеологическими установками родителей. В спектакль, конечно, не поместились глубины антагонизма генерала и его балованной дочки — советские споры о вере и церкви, красном терроре, и потому их противостояние дано сначала ироническими пародийными штрихами: в пространство реальности входит воплощённый призрак Ахматовой (Лада Чуровская), любимой поэтессы Анечки Бочажок (студентка Театрального института имени Бориса Щукина Полина Рафеева), выросшей в диссидентку. А затем разрастается до трагедии, когда генерал оказывается перед нравственным выбором: дать дочери свободу или поставить во главу угла своё, отцовское, последнее слово, не подписывая документы на эмиграцию из Советского Союза.
Сценограф Максим Обрезков оформляет пространство характерными штрихами: мозаичной фреской, советской гранёной звездой. Одну стену сценической коробки остекляет, по центру ставит ряды казённых кресел — словно из безымянного Дома офицеров или из зала ожидания аэродрома. Условно обозначенное место действия (работа художника по свету Руслана Майорова играет важную роль в быстро сменяемых экспозициях) определяет этап семейной хроники: развевающиеся занавески железнодорожного купе — знакомство генерала с будущей супругой по дороге в Нальчик, библиотечный каталог — увлечение генеральской дочери запрещённой литературой.
Конечно, в почти четырёхчасовом спектакле есть скачки ритма — издержки инсценировки. То затянутость повествования, то, наоборот, излишняя торопливость, скомканность рассказа. Но приём, при котором актёры помимо прямых реплик вводят в речь повествовательные фрагменты, характеризующие их героев и со стороны, и изнутри, как в саморефлексии, даёт постановке объемный рисунок. И достаточно точно отражает стилистику романа, где постмодернист Кибиров жонглирует нон-фикшен монологами от лица автора и вымышленными диалогами персонажей, открещиваясь от литературных канонов. И тогда в спектакле, ностальгической саге, соединяются эпос и драма, литература с её витиеватой описательностью и театр с его сиюминутной эмоцией.
Амбивалентный образ воплощает и Максим Севриновский, сдержанно, глубоко и завораживающе достоверно играющий генерала Бочажка, внешне словно вышедшего из анекдотов про Чапаева — карикатурного в своей приверженности к армейскому порядку, с кустистыми брежневскими бровями, маленького, рано седеющего, но грозного служаки. И в то же время человека честной и тонкой души, добряка и меломана, у которого даже жену зовут Травиата (колоритная роль осетинской красавицы — у Марии Волковой).
Севриновский по амплуа — герой-романтик, не случайно актёр уже сыграл главную роль романтического репертуара — Сирано де Бержерака в театре «Около». Глухим тембром негромкого голоса он тезисно отчеканивает реплики своего героя, добиваясь удивительной смеси чувств у зрителей — усмешки и симпатии одновременно. В такого генерала невозможно не влюбиться: это человек долга в самом высоком смысле слова, в его жизни главное — служение, а самые важные точки в жизни — преданность в любви и верность в дружбе, совсем не плац и муштра (да и генерал-майор он «войск противокосмической обороны»). Почти как в сказке: и было у него доброе сердце... Главные опоры — семья и родина. Но семья распадается на глазах, а генерал, который привык держать всё под контролем, вдруг оказывается бессилен: неизлечимая болезнь забирает любимую жену, а удушье эпохи лишает обожаемой дочери — та решается на эмиграцию со своей новой семьей в Израиль.
Сцена с письмом-ультиматумом дочери об отъезде предваряет ретроспективное — о молодости генерала, знакомстве с будущей невестой и дружбе с однополчанами. Пространство одиночества из молодости к старости сужается постепенно, в конечном итоге оставляя Бочажка без дорогого прошлого и внятного будущего: одобренный им отъезд дочери стоит ему налаженной карьеры. И вскоре, сняв мундир, он остаётся в вечном «зале ожидания». Севриновский не единожды и сам утирает слезы, и уже невозможно различить, чьи они — не над вымыслом ли обливается слезами и сам актёр или чувствительный герой его не сдерживает эмоций.
Удивительно, как время вдруг поворачивается вспять. Ещё недавно театральные постановки про советское прошлое то представлялись трагическим уроком истории, то были окрашены лубочной ностальгией. Но сегодня вновь отзываются злободневностью. Так резанул московскую публику на гастролях этого сезона спектакль БДТ «Крещённые крестами» Эдуарда Кочергина о терроре и военной атмосфере 30–40-х годов; так роман о застое 70-х с театральной сцены сегодня опрокинулся в настоящее — душераздирающим разрывом человеческих связей. Генерал с нелепой фамилией Бочажок в спектакле и есть отчизна. Его бесконечно жаль. Но дети уже не чувствуют вины: когда-то отцы допустили непоправимую ошибку.
Источник: «Независимая газета»
Фото: Яна Овчинникова