Выпускница ГИТИСа Елизавета Мороз поставила оперу «Кармен» в Нижегородском театре оперы и балета имени Пушкина
03/03 2023
14:16
Пт
Пт
Выпускница ГИТИСа Мастерской Андрейса Жагарса Елизавета Мороз предложила нижегородскому зрителю новую интерпретацию оперы Жоржа Бизе «Кармен», заключив историю в рамку «театр в театре».
Опера по стандартам XXI века
Новая команда, пришедшая год назад в Нижегородский театр (художественный руководитель Алексей Трифонов, главный дирижер Дмитрий Синьковский), продолжает работу по приведению театра к музыкальным стандартам XXI века. До недавнего времени здесь классические иностранные оперы исполняли на русском языке — так, как это было принято повсеместно в СССР. Тогда это было разумной заботой о зрителях — было важно, чтобы каждый пришедший в театр человек, а не только меломан с пачкой нот в портфеле понимал, что происходит на сцене в каждый конкретный момент.
Но такой подход неизбежно ухудшал музыкальное качество, ведь каждая опера — хоть «Травиата», хоть «Лоэнгрин» — рассчитана на пропевание именно на родном языке, этот язык — часть музыки. Переводчики старались как можно точнее вписываться в ноты, и тут уж страдали смысл и стиль, недаром появлялись анекдоты, когда благородный герой в ответ на вопрос возлюбленной: «Любишь ли меня, о Альфред?» — отвечал: «Неужто ж нет, неужто ж нет, неужто ж нет».
Теперь проблема решена — театры обзаводятся большими панелями для титров, певцы поют, как написано классиками, а публика читает полный перевод арий и реплик и выясняет для себя, что диалоги героев достаточно сложны и поэтичны. Главное — растёт именно музыкальное качество. Именно это сейчас происходит в Нижегородской опере, что уже было заметно в поставленной там опере «Орфей и Эвридика» и теперь ярко видно в «Кармен».
Для меломанов, следящих за карьерами наших выдающихся артистов, выбор Синьковского — поставить"Кармен" — стал неожиданностью: 42-летний музыкант сделал себе имя прежде всего как исполнитель узорчатой музыки барокко, открытые страсти оперы Бизе его, казалось бы, не могли заинтересовать.
Но сам Синьковский так не считает: «Нечестно по отношению к себе будет сказать, что я занимался только барочной музыкой. У меня классическое образование, я окончил консерваторию как классический скрипач и аспирантуру в классе камерной музыки, я занимался хоровым дирижированием в Загребе. Но действительно так сложилась моя судьба, что барокко меня интересовало с детства, — тогда в среде музыкантов это было диковиной. И теперь этот мой опыт стал бонусом — я прихожу к более поздней, романтической музыке не с правой стороны, а с левой, в XIX век из более древних веков, а не из XXI. И в более поздних операх, например в „Кармен“, есть элементы, возникшие в эпоху барокко, и эти знания полезно использовать».
И он действительно использует свой опыт во благо — никогда ранее буйная, пылкая опера Бизе не звучала так ясно, так прозрачно. «Кармен» часто играют крупными мазками: вот огромное пятно любви, вот тёмная туча ревности, громовой азарт ликующих на корриде зрителей. У Синьковского тот же сюжет вышит тончайшим золотым шитьем, можно любоваться каждой музыкальной ниточкой.
Театр в театре
Для постановки художественный руководитель театра Алексей Трифонов пригласил молодого режиссёра Елизавету Мороз. Выпускница ГИТИСа шесть лет назад стала лауреатом Московского международного конкурса молодых оперных режиссёров «Нано-опера», в её биографии множество экспериментальных и разовых проектов в галереях и небольших залах. Масштабной постановки в академическом театре у неё ещё не было — первый опыт.
Елизавета Мороз предложила свой взгляд на историю Кармен — она взяла её в рамку «театр в театре». На сцене не просто испанская цыганка, влюбившийся в неё без памяти и ради неё присоединившийся к бандитской шайке солдат, а также горделивый тореро, уводящий героиню от несчастного поклонника одним взмахом плаща. На сцене — артисты, которые играют эти роли. И за их спинами, а то и совсем рядом, на виду у зрителей, присутствуют рабочие сцены, которые двигают декорации, подают артистам реквизит.
Поэтому серьёзный настрой готовящейся трагедии всё время сбивается какими-то деталями — вот Кармен попала в тюрьму, где Хозе должен её связать и охранять, а вместо этого помогает ей бежать: ну да, вроде бы присутствуют верёвочные петли, куда цыганка продевает руки. Вот только по ходу разговора она эти верёвки мгновенно снимает, а потом засовывает руки обратно, и этого вроде как никто не замечает. В сцене гадания у героини вылетает из рук одна из карт — ей услужливо подает её один из рабочих сцены. Режиссёр всё время напоминает нам, что это театр, но иногда действует прямо как в кино. В сцене драки на табачной фабрике, когда две группы работниц кидаются друг на друга, выясняя, кто виновен в случившейся поножовщине — Кармен или её противница, движения женщин замедлены так, что видно, как медленно опускающаяся рука одной вцепляется в волосы другой, а рука третьей неторопливо врезается в живот четвёртой. Краткий рапид — и вот уже потасовка идёт в естественном быстром режиме.
При этом режиссёр не ограничивается отстранением от истории. Она ищет и находит необходимые психологические краски для героев, уточняющие их портреты, делающие их всё-таки живыми людьми, а не только ролями, которые исполняют на сцене профессиональные актёры. Так построена сцена встречи Хозе и Эскамильо, когда Хозе уже понимает, что обожаемая им женщина полюбила другого. В старинном либретто прописан поединок равных, от смерти тореро спасает только появившаяся вовремя Кармен.
В спектакле Эскамильо справляется с Хозе буквально одной левой — он сидит, когда несчастный герой кидается на него, и отправляет того на пол лёгким движением руки. Хозе пытается напасть несколько раз, Эскамильо даже не уворачивается, он лишь слегка отстраняется, и в конце поединка Хозе жалко валяется на полу. Обращённая к Кармен фраза Эскамильо, благодарность за спасение — всего лишь способ флирта, и весьма действенный.
Изнанка театра
Художник Денис Шибанов работает на историю «театра в театре», в первых трёх действиях сооружая высокие трёхэтажные конструкции, которые могут соединяться в единую стену, а могут и разъезжаться, превращаясь в отдельные башни. Это как бы изнанка театра, обнажение его устройства. Но в последнем действии мы видим лицо декорации — массивные головы золотых быков обрамляют выход на арену для корриды, это та роскошь, которую зритель привык видеть в классической опере.
Шибанов никогда ранее не работал в театре, его карьера связана с кино — он создавал миры фильмов «Бубен, барабан», «Все умрут, а я останусь» и, конечно, сумрачный мир «Дау».
«Когда мне было 16–17 лет, я работал во МХАТе имени Горького бутафором-декоратором, устроился после окончания художественной школы, — говорит Денис Шибанов. — А дальше уже ушёл от театра. Сейчас происходит какое-то возвращение».
На вопрос: объяснял ли он труппе, что представляет собой его декорация, сценограф отвечает: «У меня всегда очень плохо с концепциями. Есть какая-то интуиция, а дальше я не рассказываю — я рисую. В том, что нарисовано, появляются какие-то маленькие подсказки для других, например для режиссёра. И дальше они начинают раскрываться каким-то даже мне неведомым образом. В этом есть какое-то волшебство».
Команда певцов с увлечением играет в этот выстраиваемый на сцене театр. В центре внимания, разумеется, исполняющая заглавную роль Наталия Ляскова, вкладывающая в свою героиню и дерзость цыганки, и надменность примы оперного театра. Играет она и волшебным своим голосом, меняя интонации, обозначая разные грани эмоций. Иван Гынгазов, в первых двух актах использующий не все свои возможности, будто дело происходит на репетиции и голос надо беречь, в финале так вкладывается в страсть, отчаяние, обречённость Хозе, что чуть не рушит условную театральную игровую конструкцию, — и вызывает овацию в зале.
Прекрасен в своём самодовольстве Эскамильо Гарри Агаджанян, а четвёртая важная участница истории — брошенная солдатом ради Кармен тихоня Микаэла (Венера Гимадиева), покоряет нежным голосом и повадкой робкой школьницы, которая не знает, что ей делать с руками, когда так хочется обнять непутёвого героя, утащить его от роковой женщины.
В финале нам ещё раз напоминают, что всё не всерьез: после того как Хозе с размаху всаживает ножик в спину Кармен, она падает, а убийца требует себя арестовать, артистка поднимается и целует только что «зарезавшего» её артиста. Это всего лишь театр, уверяют нижегородцы. Восхитительный театр, надо сказать. Который продолжит серию премьер теперь уже осенью — в планах редко ставящаяся опера «Любовь д’Артаньяна» советского композитора Моисея Вайнберга.
Новая команда, пришедшая год назад в Нижегородский театр (художественный руководитель Алексей Трифонов, главный дирижер Дмитрий Синьковский), продолжает работу по приведению театра к музыкальным стандартам XXI века. До недавнего времени здесь классические иностранные оперы исполняли на русском языке — так, как это было принято повсеместно в СССР. Тогда это было разумной заботой о зрителях — было важно, чтобы каждый пришедший в театр человек, а не только меломан с пачкой нот в портфеле понимал, что происходит на сцене в каждый конкретный момент.
Но такой подход неизбежно ухудшал музыкальное качество, ведь каждая опера — хоть «Травиата», хоть «Лоэнгрин» — рассчитана на пропевание именно на родном языке, этот язык — часть музыки. Переводчики старались как можно точнее вписываться в ноты, и тут уж страдали смысл и стиль, недаром появлялись анекдоты, когда благородный герой в ответ на вопрос возлюбленной: «Любишь ли меня, о Альфред?» — отвечал: «Неужто ж нет, неужто ж нет, неужто ж нет».
Теперь проблема решена — театры обзаводятся большими панелями для титров, певцы поют, как написано классиками, а публика читает полный перевод арий и реплик и выясняет для себя, что диалоги героев достаточно сложны и поэтичны. Главное — растёт именно музыкальное качество. Именно это сейчас происходит в Нижегородской опере, что уже было заметно в поставленной там опере «Орфей и Эвридика» и теперь ярко видно в «Кармен».
Для меломанов, следящих за карьерами наших выдающихся артистов, выбор Синьковского — поставить"Кармен" — стал неожиданностью: 42-летний музыкант сделал себе имя прежде всего как исполнитель узорчатой музыки барокко, открытые страсти оперы Бизе его, казалось бы, не могли заинтересовать.
Но сам Синьковский так не считает: «Нечестно по отношению к себе будет сказать, что я занимался только барочной музыкой. У меня классическое образование, я окончил консерваторию как классический скрипач и аспирантуру в классе камерной музыки, я занимался хоровым дирижированием в Загребе. Но действительно так сложилась моя судьба, что барокко меня интересовало с детства, — тогда в среде музыкантов это было диковиной. И теперь этот мой опыт стал бонусом — я прихожу к более поздней, романтической музыке не с правой стороны, а с левой, в XIX век из более древних веков, а не из XXI. И в более поздних операх, например в „Кармен“, есть элементы, возникшие в эпоху барокко, и эти знания полезно использовать».
И он действительно использует свой опыт во благо — никогда ранее буйная, пылкая опера Бизе не звучала так ясно, так прозрачно. «Кармен» часто играют крупными мазками: вот огромное пятно любви, вот тёмная туча ревности, громовой азарт ликующих на корриде зрителей. У Синьковского тот же сюжет вышит тончайшим золотым шитьем, можно любоваться каждой музыкальной ниточкой.
Театр в театре
Для постановки художественный руководитель театра Алексей Трифонов пригласил молодого режиссёра Елизавету Мороз. Выпускница ГИТИСа шесть лет назад стала лауреатом Московского международного конкурса молодых оперных режиссёров «Нано-опера», в её биографии множество экспериментальных и разовых проектов в галереях и небольших залах. Масштабной постановки в академическом театре у неё ещё не было — первый опыт.
Елизавета Мороз предложила свой взгляд на историю Кармен — она взяла её в рамку «театр в театре». На сцене не просто испанская цыганка, влюбившийся в неё без памяти и ради неё присоединившийся к бандитской шайке солдат, а также горделивый тореро, уводящий героиню от несчастного поклонника одним взмахом плаща. На сцене — артисты, которые играют эти роли. И за их спинами, а то и совсем рядом, на виду у зрителей, присутствуют рабочие сцены, которые двигают декорации, подают артистам реквизит.
Поэтому серьёзный настрой готовящейся трагедии всё время сбивается какими-то деталями — вот Кармен попала в тюрьму, где Хозе должен её связать и охранять, а вместо этого помогает ей бежать: ну да, вроде бы присутствуют верёвочные петли, куда цыганка продевает руки. Вот только по ходу разговора она эти верёвки мгновенно снимает, а потом засовывает руки обратно, и этого вроде как никто не замечает. В сцене гадания у героини вылетает из рук одна из карт — ей услужливо подает её один из рабочих сцены. Режиссёр всё время напоминает нам, что это театр, но иногда действует прямо как в кино. В сцене драки на табачной фабрике, когда две группы работниц кидаются друг на друга, выясняя, кто виновен в случившейся поножовщине — Кармен или её противница, движения женщин замедлены так, что видно, как медленно опускающаяся рука одной вцепляется в волосы другой, а рука третьей неторопливо врезается в живот четвёртой. Краткий рапид — и вот уже потасовка идёт в естественном быстром режиме.
При этом режиссёр не ограничивается отстранением от истории. Она ищет и находит необходимые психологические краски для героев, уточняющие их портреты, делающие их всё-таки живыми людьми, а не только ролями, которые исполняют на сцене профессиональные актёры. Так построена сцена встречи Хозе и Эскамильо, когда Хозе уже понимает, что обожаемая им женщина полюбила другого. В старинном либретто прописан поединок равных, от смерти тореро спасает только появившаяся вовремя Кармен.
В спектакле Эскамильо справляется с Хозе буквально одной левой — он сидит, когда несчастный герой кидается на него, и отправляет того на пол лёгким движением руки. Хозе пытается напасть несколько раз, Эскамильо даже не уворачивается, он лишь слегка отстраняется, и в конце поединка Хозе жалко валяется на полу. Обращённая к Кармен фраза Эскамильо, благодарность за спасение — всего лишь способ флирта, и весьма действенный.
Изнанка театра
Художник Денис Шибанов работает на историю «театра в театре», в первых трёх действиях сооружая высокие трёхэтажные конструкции, которые могут соединяться в единую стену, а могут и разъезжаться, превращаясь в отдельные башни. Это как бы изнанка театра, обнажение его устройства. Но в последнем действии мы видим лицо декорации — массивные головы золотых быков обрамляют выход на арену для корриды, это та роскошь, которую зритель привык видеть в классической опере.
Шибанов никогда ранее не работал в театре, его карьера связана с кино — он создавал миры фильмов «Бубен, барабан», «Все умрут, а я останусь» и, конечно, сумрачный мир «Дау».
«Когда мне было 16–17 лет, я работал во МХАТе имени Горького бутафором-декоратором, устроился после окончания художественной школы, — говорит Денис Шибанов. — А дальше уже ушёл от театра. Сейчас происходит какое-то возвращение».
На вопрос: объяснял ли он труппе, что представляет собой его декорация, сценограф отвечает: «У меня всегда очень плохо с концепциями. Есть какая-то интуиция, а дальше я не рассказываю — я рисую. В том, что нарисовано, появляются какие-то маленькие подсказки для других, например для режиссёра. И дальше они начинают раскрываться каким-то даже мне неведомым образом. В этом есть какое-то волшебство».
Команда певцов с увлечением играет в этот выстраиваемый на сцене театр. В центре внимания, разумеется, исполняющая заглавную роль Наталия Ляскова, вкладывающая в свою героиню и дерзость цыганки, и надменность примы оперного театра. Играет она и волшебным своим голосом, меняя интонации, обозначая разные грани эмоций. Иван Гынгазов, в первых двух актах использующий не все свои возможности, будто дело происходит на репетиции и голос надо беречь, в финале так вкладывается в страсть, отчаяние, обречённость Хозе, что чуть не рушит условную театральную игровую конструкцию, — и вызывает овацию в зале.
Прекрасен в своём самодовольстве Эскамильо Гарри Агаджанян, а четвёртая важная участница истории — брошенная солдатом ради Кармен тихоня Микаэла (Венера Гимадиева), покоряет нежным голосом и повадкой робкой школьницы, которая не знает, что ей делать с руками, когда так хочется обнять непутёвого героя, утащить его от роковой женщины.
В финале нам ещё раз напоминают, что всё не всерьез: после того как Хозе с размаху всаживает ножик в спину Кармен, она падает, а убийца требует себя арестовать, артистка поднимается и целует только что «зарезавшего» её артиста. Это всего лишь театр, уверяют нижегородцы. Восхитительный театр, надо сказать. Который продолжит серию премьер теперь уже осенью — в планах редко ставящаяся опера «Любовь д’Артаньяна» советского композитора Моисея Вайнберга.
Источник: ТАСС
Фото: Ирина Гладунко
«Кармен»
