Вячеслав Стародубцев: Свою задачу я вижу не только в постановке спектакля, но и в создании образовательных проектов

— Вячеслав, ориентация на активное использование Малого зала для работы с детьми — это твой продуманный, осознанный подход?
— Когда мы после реставрации открывали наш замечательный Камерный зал, я называю его именно так — не Малая сцена, не Концертный зал — необходимо было понять специфику его функционирования, ход дальнейшего развития. Я предложил концепцию камерных опер, которые наполняли репертуар этого зала первые два года. Естественно, параллельно развитию «оперных раритетов», таких как «Замок герцога Синяя Борода», «Франческа да Римини», «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери» и других, встал вопрос о разработке детского репертуара. Свою задачу я вижу не только в постановке спектакля, но и в создании образовательных проектов — лекций, встреч. Я понимаю, что это наше будущее. Если мы сейчас не займёмся детьми, не познакомим их с оперным театром, с музыкально-театральным искусством, то этот «вакуум» заполнят те же видеоигры, интернет...

Тут же встал глобальный вопрос о выборе материала, так как для детей опер написано катастрофически мало. В основном они были созданы в советский период (все мы знаем, что главной собирательницей детского репертуара была Наталья Ильинична Сац). То есть я пошел, грубо говоря, по библиотекам, чтобы разработать репертуар не на один сезон, при этом заполнить все возрастные категории, начиная с 0 + и заканчивая 12 +. В рамках данной концепции — концепции классического театра с красивыми костюмами, понятными, русскими историями — появились «Терем-теремок», «Стойкий оловянный солдатик», «Кащей Бессмертный», состоялись мировые премьеры детских опер Цезаря Кюи «Красная шапочка» и «Кот в сапогах», эксклюзивную оркестровку которых специально для нашего театра сделал Александр Абраменко, так как изначально они были написаны для двух роялей. Мало того, «Красная шапочка» — это достаточно короткая двадцатиминутная опера, я расширил её музыкальный материал, добавив отрывки из цикла Ростислава Бойко «Песенка в лесу». В результате получилась история, в которой Красная шапочка, путешествуя по лесу, встречает Дятла, Лягушку-Квакшу и Журавля.

После того, как были поставлены оперы, которые лежали как бы «на поверхности», поиски продолжились. С Александром Абраменко мы придумали фольклорный лабиринт «Сказку про козлика». Стоит отметить, что для меня было важно осуществить постановку именно с сибирским композитором. Значимым стало и то, что художественная концепция оперы реализована в эстетике дымковской игрушки, так как в детстве я любил заниматься лепкой. Следующий народный промысел — гжель — был воплощен в опере «Морозко». Для меня ценно привнести в спектакль образовательный контекст через мультиконтентное восприятие, то есть ребёнок видит не только то, что происходит на сцене, но и параллельно впитывает эстетику костюмов, сценографии. Как серьезный успех я расцениваю постановку оперы, написанной питерским композитором Антоном Гладких специально для нашего театра «Малыш и Карлсон», получившей восторженные отзывы детей и их родителей. Важно, что этот проект реализовывался совместно с Фондом Астрид Линдгрен.

— «Раритетные оперы», как ты их назвал, стали хорошей отдушиной для любителей оперы и актёров...
— Помимо концепции развития Камерного зала, главным для меня было и развитие труппы театра. Мне хотелось, чтобы они овладели и многими актёрскими техниками — росли как художники, артисты, вокалисты, набирали всё больше и больше оборотов, опыта и красок. Практически для каждого из них я придумал свою оперу, например, для Ольги Колобовой и Алексея Зеленкова был поставлен «Замок герцога Синяя Борода», с которым они прекрасно справились, опера «Дидона и Эней» была предназначена для Василисы Бержанской и Ирины Новиковой — уникальные певицы, прекрасно справляющиеся со сложнейшими партиями, Андрей Триллер — феноменальный Сальери. Я могу долго так перечислять... Для меня было важно, чтобы каждый из них в своей карьере сделал что-то выдающееся для себя, для своего развития. В Большом зале превалирует гротесковое существование, в Камерном же нами ведётся более тонкая работа, видя глаза зрителей, исполнение должно быть абсолютно искренним, с глубоким проживанием и пониманием каждого слова. Работа солистов над камерными операми их обогатила — на Большой сцене они стали продуманнее существовать.

— Параллельно шли детские оперы, спектакли стали выходить один за другим. Это сработало и в пользу театра, и для слушателей. Вы поняли, что это верное направление?
— Конечно, для нас важна отдача, мы внимательно следим за отзывами. Качество наших спектаклей привлекло многих людей. Некоторые из них, прожив всю жизнь в Новосибирске, впервые попали в оперный театр. Они привели своих детей на детский спектакль, а затем уже «самостоятельно» пришли на взрослую оперу. И в этом случае сработала образовательная функция — одной из приоритетных задач было создание традиции семейного похода в театр. Поразительно, но при таком грандиозном театре она была достаточно слабой. Это очень интересно, например, на «Стойком оловянном солдатике» я увидел пару — молодой человек в военной форме и девушка. Я долго всматривался: где же их ребенок?.. Оказалось, что им очень нравится эта сказка, и они просто пришли вдвоём.

— А что будет? Чувствую, что «пружинка» раскручивается.
— Мне очень важна работа с национальным литературным материалом. Лидерство в проекте «Пушкинская карта» подсказало мне следующий шаг — это, конечно же, сказки Пушкина. Еще одной подсказкой стала работа над «Морозко» Михаила Красева. У композитора есть также гениальная опера «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» — следующей будет она. Далее мы адаптируем специально для детей оперы «Сказка о царе Салтане» и «Руслан и Людмила». Это, на самом деле, вызов — сделать взрослую оперу интересной для младшей аудитории. Любопытно, что я к этому пришел после нескольких представлений «Волшебной флейты» — я увидел, что в зале очень много детей...

— Ты вдруг озвучил вопрос, к которому я вёл. Размышляя о том, что мы воспитывались на мировой классике, которая исполнялась на русском языке, я неожиданно пришел вот к чему: во всём мире есть театры, которые делают адаптации для детей — «дайджест-оперы». Как ты относишься к адаптации большой классики для детей?
— Да, она возможна при условии, если был пройден путь через знакомство с уже существующим детским репертуаром театра. Давать адаптацию сразу, с нуля — неправильно. Обрати внимание на эту стопочку нот на моём столе — «Колобок», «Мальчиш-Кибальчиш», «Витамин роста», «Мальчик и Великан», «Курочка Ряба», «Репка», «Доктор Айболит», «Золотой ключик, или Приключения Буратино» и другие— это особое направление моей работы, которое есть во всех мировых оперных домах. У нас оно называется НОВАТ-piccolo, где продолжительность спектакля полчаса — он адаптирован на самое первое знакомство, первый вдох в театре.

— Данную тему ты планируешь развивать?
— Конечно! Я считаю, что в России никто, кроме нас, к сожалению, этим не занимается серьёзно, многие недооценивают важность воспитания будущего театрала. Парадокс заключается в том, что репертуар, предназначенный для детей, ставить не то, что сложнее, а гораздо сложнее! Удержать внимание ребенка, который сейчас полностью погружен в гаджеты, мультимедиа, интернет просто нереально. Признаться, я боялся браться за детский репертуар.

— А не было опасения увидеть негативную реакцию певцов-исполнителей?
— Безусловно, но в процессе работы они почувствовали некоторую отдушину, радость вернуться в детство. Скажу так, настоящий артист — это в первую очередь ребенок, он должен обладать чувством юмора, быть шкодливым, любить дурачиться, быть восторженным и открытым этому миру.

— Но ведь так было не всегда?
— Да, это результат нашего пути, моей работы с ними. На сегодняшний день между солистами большая конкуренция за роли в детских операх.

— Если обратиться к истории, то, как ты его называешь, Камерный зал был «намоленным местом» Арнольда Каца, в котором прошло становление нашего симфонического оркестра. Суть в том, что с тех пор этот зал активно не использовался, но сегодня проблема заключается в том, чтобы найти в нем свободный день. По сути дела, Камерный зал стал весомым дополнением Большой сцены.
— Концепция сработала. Изначально, когда мы думали о наполнении репертуара, нам не хотелось делать этот зал второй филармонией.

— То, чего я боялся... Даже писал статью «Битва залов».
— Да, я считаю, что сейчас мы действительно создали своё лицо камерного зала.

— Получилось так, что вы выбрали это направление, когда у НОВАТа появилось достаточно серьёзное «крыло»: экспериментальная опера, детский репертуар и, скажем, научно-популярные концертные программы Дмитрия Михайловича Юровского. В результате, эта работа помогла людям перестать бояться оперы и пространства большого зала.
— В Москве у меня есть любимый театр «Геликон-опера», в котором я проработал 15 лет, и есть пример существования на небольшой сцене, на которой были поставлены все великие монументальные оперы, включая «Аиду», «Макбет», «Лулу»... Этот фундамент мне дал мой учитель Дмитрий Александрович Бертман. Он научил работать на любой сцене и с любыми масштабами.

Конечно, для меня это был вызов. Перейти с большой сцены на малую, сделать ту же «Сильву» или «Волшебную флейту» — это просто дичайший профессиональный вызов, потребовавший невероятной самоотдачи.

— Мало того, что вы реализовали это направление, вам также удалось создать некий прецедент дефицита, скажем, в зале присутствует потрясающее ощущение комфорта, где нет, условно, «социальной дистанции». У всех есть понимание, что это некий элитный клуб, предпочитающий редко исполняемые сочинения. Я люблю это слово применительно к академической музыке.
— Понимаешь, для меня важно, чтобы искусство было общедоступным. Для нас оперный театр — это прежде всего открытое пространство. Есть замечательная цитата В. Мейерхольда: «Нет пассивного зрителя и активного актёра. Сегодняшний зритель — завтра участник зрелища». Наша работа, включая образовательные проекты Дмитрия Юровского, встречи со студентами в рамках подписаниях соглашений о сотрудничестве с несколькими вузами, открытый диалог со зрителем — это всё лишь для того, чтобы влюбить всех в музыку и театр и сделать это искусство понятным.

— Появилась новая парадигма — не всё заключается в экспериментах, есть еще и общедоступный театр.
— Пандемия в этом отношении сыграла гениальную роль. Конечно, должны быть экспериментальные проекты в театре, благодаря которым искусство движется и эволюционирует, и мы имеем уникальные современные форматы. Но всё же необходимо соблюсти гармонию. И в процентном соотношении всё должно быть несколько...

— Здравомысляще!
— Да-да, важное слово — здравомысляще. И сейчас здравомыслие стало появляться. Почему я люблю Новосибирск и наш театр — здесь умный зритель, которого нельзя разочаровать. В центральных городах всё складывается иначе, например, в Москве при помощи пиара можно создать определенное целенаправление спектакля, за которыми люди будут следовать.

— Получается, что всё это в совокупности и дало такой грандиозный результат по «Пушкинской карте»? Поддержка Владимира Кехмана была?
— Конечно! Когда я пришел в театр по приглашению Дмитрия Михайловича Юровского, с которым нас соединила Галина Павловна Вишневская, я не был знаком с Владимиром Абрамовичем, но все эти годы плодотворнейшей работы я всегда чувствовал только поддержку и одобрение. И я очень благодарен, что Владимир Абрамович поддержал мою концепцию развития просветительской функции театра, детского репертуара, постановки камерных раритетов и фундаментальную эстетику классического театра. Время подтвердило правоту такого подхода. Именно «Пушкинская карта» и наше лидерство в данном проекте показали, что все эти годы мы были абсолютно правы. Мы прошли большой путь, получили миллион тумаков, я дважды планировал уезжать из Новосибирска... Важно понять — сибирского зрителя невозможно одурачить, особенно молодёжь. Критикам бесполезно рассказывать им что хорошо, а что плохо, навязывать чужое мнение. Они сами видят, выбирают и идут на контент, который интересен именно им. Всё очень просто. «Пушкинская карта» оказалась совершенно объективным судьей, показав, кто был прав!

Источник: «Новая Сибирь»
Фото Алексея Цилера